«Попы» и «антипопы»

В любую эпоху с самого начала истории, то есть, с тех пор, как существуют классы, государственная иерархия, в любом классовом обществе, в его классовой структуре, в его иерархии всегда обязательно есть ниша для тех, кто ведает официальной этикой, то есть для тех, кто решает для всего общества, что такое «хорошо» и что такое «плохо». В обществе, в котором достаточно сильна религия, эту роль играет, как правило, духовенство. В обществе, где религия слаба или сильна недостаточно, духовенству приходится эту роль уступить полностью или частично другим социальным группам. Например, философам, писателям, журналистам – словом тем, кого принято называть творческой интеллигенцией. Поэтому, когда Махайский называл интеллигенцию* новым духовенством, он был абсолютно прав.

Справедливость этого определения станет еще заметнее, если мы вспомним о двойственной роли духовенства в обществе. О том, что помимо руководящей, оно имеет и трудовую функцию – отправление религиозных обрядов. Это мы сейчас знаем, что религиозные обряды – опиум для народа, а с точки зрения, допустим, жителя средневековой Европы, крестить, исповедовать или отпеть человека было не менее необходимо, чем одеть, обуть и накормить, а, пожалуй, даже и более, ибо без обуви и даже без одежды человек может жить, по крайней мере, в теплое время года. Без еды и питья он погибает телесно, а без крещения – губит свою бессмертную душу. С точки зрения человека верующего, разумеется. Роль интеллигенции тоже двойственна. Писатель или художник удовлетворяет духовные потребности людей, не менее важные, чем физические**, историк дает информацию о прошлом, журналист – о будущем – словом, трудовая функция налицо.

Добавим, что как у духовенства, так и у интеллигенции по мере продвижения вверх по иерархической лестнице ослабевает трудовая функция и усиливается управленческая. Сравните рядового обозревателя какой-нибудь провинциальной газеты с каким-нибудь медиакратом вроде Пушкова или Соловьева. Разница ничуть не меньше, чем между сельским дьячком и архиереем.

Добавим, что во все времена духовенство чувствовало в деятелях светской культуры своих конкурентов, а потому отчаянно боролось и со светской наукой, и со светской культурой. Вспомним хотя бы, как относилась христианская церковь к бродячим артистам, будь то российские скоморохи или французские жонглеры, а позднее и к артистам вполне «приличным», признанным официально (вспомним судьбу Мольера, которого не желали хоронить на кладбище).

Добавим, что не случайно именно в России, где меньше всего уважали официальное духовенство, именно там таким большим уважением пользовались писатели, становившиеся «властителями дум» – последнее было прямым следствием первого. Точно также, когда в Советском Союзе и искусство вообще и литература в частности были основательно взяты под государственный контроль, а «попам марксистского прихода», то есть всевозможным учителям обществоведения и политинформаторам народ верил не больше чем ранее попам православным, именно тогда появилась и стала необыкновенно популярна авторская песня, а позднее – рок-музыка – и то, и другое было искусством сопротивления.

Все это прекрасно объясняет утверждение Энгельса о том, что в прежние времена революция начиналась в голове у попа, а в нынешние, вернее во времена, бывшие нынешними для Энгельса, – в голове у философа. Сейчас, в связи с общим упадком культуры и новой волной мракобесия, на идейном фронте снова возрастает роль попа, или, правильнее было бы сказать, религиозного философа. Ибо среди вождей и идеологов оппозиционных и революционных движений мы можем увидеть не только и не столько попов, сколько своего рода «антипопов»: расстриг, юродивых, непризнанных цадиков, бродячих дервишей, а то и просто мирян-беспоповцев, заявивших о собственном праве толковать святое писание. Кстати говоря, то же самое мы видим и у «нового духовенства» в лице всевозможных гонимых властями писателей, бардов и философов.

Разница между попом и антипопом проста, о каком бы из духовенств ни шла речь. Поп официально признан властью и получает за свою деятельность, в том числе и проповедническую (то есть управленческую), награду в виде платы или содержания. Антипоп гоним или, во всяком случае, официально в церковной иерархии не числится, проповедует не за награду, а за идею, а в качестве награды от властей получает всевозможные отлучения, анафемы, а то и аутодафе. Однако при этом между попами и антипопами нет ни пропасти, ни даже сколько-нибудь заметного разрыва и не только потому, что идеология может меняться и нередко гонимые превращаются в гонителей (как было с римскими христианами при Константине), а поэты бунтари, меняют желтые кофты и банты на «тройки» и галстуки. Дело в том, что сама социальная двойственность духовенства, хоть «старого», хоть «нового» в сочетании с характером его деятельности постоянно приводит к появлению среди попов, особенно среди их низов всевозможных еретиков, оппозиционеров и революционеров самых разных мастей. Вспомним Жака Мелье – французского сельского священника, ставшего атеистом, или процветающего официозного совкового режиссера Александра Галича, вдруг превратившегося в оппозиционного барда.

Если тайное рано или поздно становится явным и следует изгнание «паршивой овцы» из «чистого стада», то поп превращается в антипопа. Но если все остается на уровне подозрений или если власти по той или иной причине вынуждены проявить определенную терпимость, то человек может и остаться в попах или оказаться где-то на промежуточной стадии. Жак Мелье, до конца жизни остававшийся сельским кюре и вполне легально читавший свои весьма своеобразные проповеди***, случай, конечно, уникальный. Зато опальный и многократно охаянный, однако в отличие от Галича, не изгнанный из страны и даже не лишенный работы (хотя и лишенный многих ролей), Владимир Высоцкий или мятежный граф Лев Толстой, за свои взгляды отлученный от церкви, но не отлученный от литературы, этакий антипоп для старого духовенства и поп для нового – это достаточно типичные примеры представителей «промежуточного состояния».

Конечно, судьба вольнодумца во многом зависит от времени и места его деятельности. Родись Лев Толстой на двести лет раньше – гореть бы ему на костре, а на пятьдесят позже – замерзать на Колыме. При Сталине Высоцкого за его песни отправили бы если не к стенке, то уж, во всяком случае, в места не столь отдаленные, а при Горбачеве ему бы не только сразу же разрешили сольные концерты, но и дали бы звание народного артиста, рассудив, что пряник надежнее кнута. Между прочим, именно поэтому многие интеллигенты и тоскуют по времени перестройки, а кое-кто и мечтает об их возвращении, не понимая, что такие времена долго продолжаться не могут. Кроме того, оппозиционер оппозиционеру рознь, кто-то борется за смену системы, а кто-то – за то, чтобы самому дорваться до власти и даже не скрывают этого, как, например, Эдичка Лимонов (что не мешает ему пользоваться у кого-то имиджем борца с системой). В любом случае между попами и антипопами, к какому бы духовенству, к «старому» или «новому» они бы ни относились, нет четкой границы, прежде всего потому, что поп хоть «старый», хоть «новый» в социальном аспекте существо двойственное. Любой поп, равно как и любой интеллигент – всегда изменник своему классу, вопрос лишь в том, какой из составляющих своего класса он изменяет. Причем, чем больше он сохраняет верность одной составляющей, тем больше изменяет другой. Разумеется, власти заинтересованы в том, чтобы представители «духовного сословия» изменяли трудовой составляющей и сохраняли верность управленческой – иначе зачем тогда властям такое «духовное сословие»? Однако, как в любой самой что ни на есть откормленной скотине есть не только мясо и сало, но и кости, так и в «духовном сословии» наряду с охранителями существующего порядка неизбежно появляются и ниспровергатели. Их тем меньше, чем больше сословие разложено и развращено поддержкой власти, однако, чем больше оно разложено и развращено, тем хуже оно справляется со своей управленческой функцией, тем больше уступает ее каким-либо конкурентам. Мы уже упоминали о том, что неуважение россиян к господствующей церкви**** привело к тому, что совестью россиян стали литераторы, а превращение последних в верных слуг нового режима привело к тому, что люди начали слушать «голоса»*****, и к расцвету искусства сопротивления в виде авторской песни, самиздата и тамиздата. А много ли уважения стяжали нынешние СМИшники? В сегодняшней России люди больше верят интернету, чем СМИ, а книг почти никто не читает, потому что не рассчитывает найти в них что-нибудь действительно полезное и интересное.

Правда, власти прилагают массу усилий по созданию дебилов, для которых лучшим чтивом будут книги Марининой и Донцовой (если их можно назвать книгами) или бульварные издания, обсуждающие половую ориентацию очередной поп-звезды. Что будет, если этот эксперимент закончится удачей, сказать трудно. Может, власти тоже превратятся в сборище дебилов, и тогда общество естественным образом распадется и вымрет. А может быть, для властей будет особая литература… В любом случае пока властям полностью зомбировать население не удалось, может быть, потому, что при современных технологиях работники не могут полностью быть зомби. Как бы то ни было, но пока властям придется мириться либо с тем, что «духовное сословие» будет не справляться с идеологическим руководством масс и уступать эту роль другим слоям (постепенно занимающим его место), либо с тем, что в нем будут постоянно появляться оппозиционеры и революционеры. На этой оптимистической ноте мы и закончим.


______________________________________________________________________________

* Здесь и далее под термином «интеллигенция» мы будем понимать именно творческую интеллигенцию.

** Строго говоря, духовные и физические потребности вообще неразделимы, ибо духовное состояние влияет на физическое и наоборот – это подтвердит любой врач. По сути дела, духовные потребности являются частью физических.

*** Вот конкретный пример этого своеобразия: «Но от индивидуального протеста он один раз все же не удержался – очень уж допек крестьян местный помещик сеньор де Тули (дело было в 1716г.). Жан Мелье обвинил этого помещика во время церковной проповеди в алчности и жестокости и отказался упоминать его имя в молитвах. Возмущенный помещик направил донос Реймскому архиепископу, тот приговорил Мелье к месяцу отсидки в монастырском карцере и к покаянной службе (на мягкость приговора повлияла либеральная атмосфера после смерти Людовика XIV). Когда Мелье, отсидев месяц на хлебе и воде, вернулся в родную деревню, оказалось, что помещик только что скончался, поэтому покаянная служба Мелье на его похоронах выглядела так:

- Помолимся же, братия, за милосердие божие к грешной душе сеньора де Тули. Он был злым и жестоким человеком, поэтому милосердие божие его душе очень понадобится, без него гореть ей в геенне огненной…

На своеобразность такого покаяния Реймский архиепископ махнул рукой – деревенская дрязга ему надоела…» (М.Инсаров «Жан Мелье»).

**** Если кто-нибудь думает, что причины этого неуважения не в шашнях российского православия с государством, а в каких-то особенностях православной религии, то заметим, что в XVII-XVIII вв. на украинских и белорусских землях, где православная церковь была гонима, а потому ее духовенство набиралось из людей наиболее смелых и убежденных, тогда как все трусливое, продажное и развращенное уходило в униатство, в этих условиях православное духовенство пользовалось уважением мирян и православная церковь здесь по сути дела играла ту же роль, что протестантизм в Западной Европе (для этого, впрочем были и другие дополнительные причины, которые тут нет смысла обсуждать), При этом практически в то же время в Московской России (а затем в Российской империи) православная церковь напротив была аналогом католичества на Западе, а роль протестантизма здесь играло староверие (кстати говоря, староверы, да и вообще сектанты зачастую пользовались в российских селах и деревнях таким же уважением, как интеллигенция в российских городах). До появления униатства православная церковь Украины и Белоруссии в моральном плане мало чем отличалась от католической. По мере того, как украинско-белорусская православная церковь была подчинена московской и при этом стала официально господствующей, а униатство лишилось поддержки власти, ситуация снова изменилась и в скором времени православие в Украине и Белоруссии обзавелось всеми теми же пороками, что и в Великороссии, а роль местного протестантизма перешла к униатству (там, где оно сохранилось – в Галиции и Закарпатье). Теперь на Украине все снова поменялось, но вряд ли эти перемены приведут к духовному возрождению украинского православия (не то время), скорее окончательно разложатся все разновидности украинского христианства.

***** «Голоса» или «вражьи голоса» – жаргонное название западных радиостанций, вещавших на Союз с пропагандистскими целями, так сказать, иноземные проповедники.

Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...