Революция и деурбанизация

Антиурбанизм революции

Одной из первых задач коммунистической революции должно стать уничтожения современных крупных городов, прежде всего мегаполисов. Сразу поясним: речь идет не о том, чтобы взорвать все здания, перестрелять всех жителей и стареть с лица земли какую-нибудь Москву, как когда-то стерли Карфаген. Речь идет о том, чтобы ликвидировать ситуацию, при которой огромные массы людей живут на ограниченной территории и занимаются исключительно «городским» трудом. На смену огромным «человейникам» должны придти сравнительно небольшие поселки (от нескольких тысяч, до нескольких десятков тысяч человек), жители которых будут жить в небольших домах и заниматься как ремесленным, так и сельскохозяйственным трудом. Это значит, что огроммные массы людей должны будут переселиться в сельскую местность, туда же должна быть перенесена значительная часть городского производства. Противники этой идеи могут привести против нее ряд аргументов, на которые мы ответим ниже, но прежде всего они (да и не только они) скорей всего спросят, зачем это вообще нужно? Действительно, если мы не можем обосновать необходимость того, о чем мы говорим, то зачем вообще огород городить? А потому начнем наше обоснование и наш спор с урбанистами именно с объяснения того, чем вообще нас не устраивают современные города.

Затраты и эффект

Об экологическом кризисе не слыхал сейчас разве что глухой. Достаточно сказать, что с начала нашего века природа перестала в полной мере восстанавливаться, иначе говоря, при сохранении современного производства, мы рано или поздно (и скорей всего рано) просто «съедим» всю природу, после чего благополучно перемрем от голода, на пустой планете, как вымирают от голода козы на объеденном ими острове. Но экологический кризис – это следствие чрезмерного потребления природных ресурсов. Последнее вызвано не только избыточным но и неэффективным хозяйством. Учитывая, что большая часть землян потребляет не больше, а меньше нормального уровня, сокращать давление на природу придется прежде всего за счет увеличения эффективности производства. Прежде всего эффективности относительной. Иными словами речь идет не только и не столько, о том, чтобы больше произвести, сколько о том, чтобы меньше при этом затратить.

Надо сказать, что современное производство по своей относительной производительности сильно уступает примитивному. Грубо говоря, если мы сравним урожай, который можно получить с помощью трактора и с помощью палки-копалки, с затратами на производство трактора (включая разведку и добычу руды) и на изготовление палки-копалки, то результат будет не в пользу трактора. Но, к сожалению, «тракторное» сельское хозяйство при всем своем низком КПД за счет своей абсолютной производительности может прокормить население Земли, а «палочно-копалочное» – не может. Поэтому мы не можем, увы, отказаться от трактора в пользу палки-копалки. Однако, сплошь и рядом мы можем отказаться от более затратных технологий в пользу менее затратных.

Возьмем такой пример как электростанция. О том, какой вред наносят природе атомные и тепловые электростанции известно, наверное, всем. Кстати говоря, тепловые электростанции наносят природе даже больший ущерб, нежели ядерные (опасность ядерных в возможной аварии и в необходимости захоронения отходов). Гидростанции с их плотинами – тоже не сахар, посмотрите, что они сделали с Волгой или с Днепром. Но вот возьмем ветряк. Или гидростанцию на нижнебойном колесе (для такой не надо плотины). Технически это не так уж трудно, надо только установить колесо на плоту, чтобы оно поднималось и опускалось вместе с водой и работало независимо от ее уровня в реке. Вред от таких электростанций нулевой. Разумеется, они не могут по своей величине (а значит, и по производимой электроэнергии) сравниться с электростанциями обслуживающими города. Но пусть они меньше в сто, тыщу, даже в миллион раз! Ноль, умноженный на миллион, все равно остается нулем. Единственный вред от них это то, что они занимают какую-то территорию. Но разве современная электростанция занимает меньше территории, чем заняли бы все вместе взятые ветряки или нижнебойные ГЭС, производящие столько же электроэнергии? А уж если прибавить к этому территории, отравленные или превращенные в болота (а созданные ГЭС «моря» это по сути дела болота, покрытые ряской), то и тут результат будет не в пользу современных электростанций.

Однако ветряк не может обслужить целый город. Конечно, можно понаделать тысячу ветряков, но куда проще будет, если эта тысяча будет обслуживать тысячу небольших поселков. Тем более, что при этом резко снизятся потери при доставке – не нужно будет проводить длиннющие ЛЭП, на которых теряется изрядное количество энергии.

Но электростанция – лишь один пример. Точно также сплошь и рядом малые заводы и фабрики оказываются менее энергозатратны и менее вредны, чем огромные комбинаты. Вообще более мелкое производство по относительным показателям более эффективно, нежели крупное. Как палка-копалка относительно эффективнее трактора. Но от трактора в пользу палки-копалки мы, как уже говорилось выше, отказаться не можем. А вот от централизованного производства в пользу децентрализованного – запросто.

Удовлетворение потребностей

Но децентрализация производства нужна не только для уменьшения затрат. При капитализме продукция производится ради прибыли. Поэтому капиталистическое производство – массовое. Однообразная и часто некачественная продукция ширпотреба стоит дешевле, чем продукция произведенная на заказ (то есть для удовлетворения потребностей конкретного человека), зато она и обходится дешевле, а стало быть, ее производить выгоднее. И вот мы видим однообразный и некачественный ширпотреб, огромные фрукты без витаминов, однообразные многоэтажки, одинаковая одежда и обувь. Производство ради потребностей потребует децентрализации. Конечно, если мы будим сводить потребность в обуви или одежде к обуви или одежде определенного размера, мы, конечно, можем за счет одной гигантской фабрики обуть всех жителей и жительниц региона (а еще лучше – всей Земли) без различия пола и возраста в одинаковые ботинки, одеть их в одинаковую обуть, точно так же мы можем поселить их в одинаковые жилища, накормить их однойи той же едой. Но такую ли мировую казарму хотим мы построить? Потребности включают в себя гораздо больше, чем размер для обуви или определенное число белков, жиров, углеводов и витаминов для пищи. На Земле трудно найти двух людей с абсолютно одинаковыми потребностями. Производство по потребностям это, по сути делапроизводство на заказ, его сложно делать силами одной фабрики.

Централизация и управление

Кроме того, централизованное производство требует централизованного управления. Конечно, современные средства связи позволяют принять решения с учетом мнения хоть всех жителей планеты, но сколько времени это займет? Оно только ознакомление с мнением миллионов людей потребуетогромного времени, да и огромных сил. Хорошо, когда такое решение надо принимать раз в год или даже в несколько лет. А если его надо принимать каждый день? Да еще и не по одному вопросу. И как при массовом производстве игнорируются вкусы и привычки каждого отдельного человека, так при руководстве массовым производством игнорируются их мнения. То же относится и к массовому распределению, и вообще ко всему, что требует быстрых решений, касающихся большого количества людей.

Чтобы было понятней, проведем аналогию. Представим себе, что у нас есть десятимиллионная армия. Если мы хотим, чтобы она действовала как единое целое, чтобы одновременно кидалась в наступление или переходила к обороне, нам придется полностью подчинить ее главкому, который будет оперативно решать, что и как ей делать. Если же мы исходим из того, что наша армия состоит из двухсот тысяч автономных отрядов от десяти до ста человек в каждом, которые могут объединяться, но делают это лишь в случае необходимости, то тогда мы сможем обойтись и без главкома или, по меньшей мере, свести его функции к минимуму. Это, кстати, хорошо видно на примере армии Махно. Если во время отступления и сражения под Перегоновкой Махно приходилось фактически принимать авторитарные решения (другое дело, что армия доверяла его мнению и потому выполняла его решения «на за страх, а за совесть»), то к 1921 году он превратил свою армию в сеть отдельных отрядов, которые действовали самостоятельно и даже после его ухода за границу более двух лет продолжали оказывать сопротивление большевистской власти).

Разумеется, при коммунизме людям придется иной раз принимать и решения, касающиеся целых регионов, а порой и всей планеты. Но это только лишний довод в пользу того, что не надо еще в дополнения к таким проблемам устраивать еще и межпланетные обсуждения по поводу фасона ботинок или размера пуговиц.

Наконец, любое решение легче принять, обсуждая вопрос с людьми, которых знаешь. Тогда легче понять, чего они хотят, привести именно те доводы, которые они лучше воспримут, найти компромисс. Но знать хорошо или хотя бы даже плохо, но знать можно сто, тысячу, десять тысяч, но никак не миллион людей. Не случайно жители древнегреческих полисов следили за тем, чтобы их численность не «зашкаливала», и при чересчур большом, по их мнению, количестве жителей полиса выводили часть их в колонию. Жители колонии сохраняли со старым полисом хорошие отношения, но свои местные проблемы решали сами.

Децентрализация и деурбанизация

Кто-нибудь может спросить: «А зачем для децентрализации ликвидировать мегаполис? Разве нельзя просто превратить его в сочетание сотен и тысяч кварталов или даже домов?» Но, во первых, даже строения мегаполиса более затратны, чем нормальные дома. Девять одноэтажных домов лучше одного девятиэтажного уж хотя бы тем, что не требуют лифта и дополнительного напора для подачи воды на верхние этажи. А во-вторых, децентрализация производства и потребления означает, что каждая отдельная коммуна должна по возможности обеспечивать себя сама. Это значит, что и сельскохозяйственную продукцию она должна производить сама. Так же как и ремесленную. А это значит в свою очередь, что разделение поселений на городские и сельские должно исчезнуть. В этом нет ничего сверхъестественного, до сих пор во многих небольших городах можно увидеть множество одноэтажных домов с садами и огородами (при этом в них вполне современное отопление, канализация, электричество), а еще сто лет назад подобная ситуация была скорей правилом, чем исключением. Ну, а подобные полугорода-полусела не могут находиться вплотную друг к другу – по крайней мере, они должны быть разделены полями, садами, пастбищами. Кстати, необходимость децентрализации относится и к сельскохозяйственному производству по тем же самым причинам. Птице- и скотофермы, с поголовно больной птицей или скотиной и с массой помета или навоза, выжигающего землю на километры вокруг, огромные поля, засаженные монокультурой, половину которой съедают вредители (быстро размножающиеся на монокультурных полях), должны уступить место множеству небольших автономных универсальных хозяйств.

Жизнеспособность

Есть еще одна, чисто утилитарная причина как можно скорей ликвидировать мегаполисы. Коммунистическая революция не вызовет радости у капиталистов и чиновников всего мира. Он попытаются подавить революцию в зародыше, а это означает войну с «внешним миром». Сколько пролиться такая война прежде, чем к революции присоединятся новые районы или враги смирятся с существованием коммунистической территории, сказать трудно. В любом случае это может продлиться не один день. Возможно, что те или иные районы, охваченные революцией, на какое-то время будут отрезаны от основной части освобожденной территории, и фактически окажутся в блокаде. При этом, территория со смешанным хозяйством и населением, допустим, в десять миллионов может продержаться в изоляции и несколько месяцев и даже пару лет. Тогда как изолированный мегаполис с таким же населением не продержится и месяца – он просто вымрет с голоду,

Крупный город как явление

В довершение ко всему, столь огромное поселение как мегаполис или даже просто крупный город противоречит человеческой природе. Большую часть своей истории человек прожил в сравнительно небольших поселениях (а значительная часть человечества до сих пор живет там). Даже для нормальной психики, для психологического здоровья человека гораздо лучше, чтобы он жил в небольшом поселении, а не в скученном «человейнике». Не случайно даже агрессивность у горожан намного выше, чем у жителей сел и поселков. Это следствие постоянного сталкивания с чужими, часто вообще незнакомыми людьми, что вообще-то для человека не является естественным.

Вообще это не случайно, что крупные города (поздние Афины, поздний Рим) впервые появились в эпоху так называемого античного капитализма. Слово «капитализм» не должно вводить в заблуждение, античный капитализм не был начальной стадией капитализма, однако был во многом схож с последним, как ихтиозавр был во многом схож с дельфином, не будучи ни в коей мере его родственником, однако занимая с ним одну и ту же нишу. Сходство античного капитализма с капитализмом настоящим объясняется тем, что в основе их лежал один и тот же принцип – производство ради прибыли. Надо сказать, что античный менталитет препятствовал развития производства как самоцели, поэтому в полной мере античный капитализм смог развиться лишь в Риме (что стало одной из причин полного уничтожения в нем какого бы то ни было самоуправления), население которого в итоге достигло небывалой по тем временам численности – более миллиона человек. Как известно, развитие античного общества зашло в тупик (хотя его технологии и научные знания («производительные силы» по марксистской технологии) оказали влияние на развитие нового общества), Рим был разрушен, а новое классовое общество (возникшее в результате разложения варварской общины) начало новый цикл (уже на новом уровне – сказались производительные силы, созданные античным обществом). Сначала возник феодализм, затем капитализм, уже не античный, а вполне настоящий, породивший уже не миллионные, а многомиллионные мегаполисы. И как и античный капитализм, он зашел в тупик выхода из которого для него не существует. Он будет уничтожен, вопрос лишь в том, начнется ли после его уничтожения новый виток классового общества (с неофеодализмом, неокапитализмом) или будет построен коммунизм. В любом случае, как Рим из мегаполиса превратился в обычный поселок, на улицах которого паслись козы, так и современный город должен уступить место поселку, с сочетанием ремесленного и сельскохозяйственного производства. Часто для обозначения такого поселка используют термин «аграгород» или «агрополис».

Агрополис и агрополис

Интересно, что и многие урбанисты говорят о поселениях будущего как об агрополисах и даже используют этот термин. При этом, однако, они считают нужным не городское хозяйство переносить в село, а сельское в город. Логика проста – зачем идти против ветра, или против тенденции, если современная наука вполне позволяет централизовать и сельское хозяйство. Современную скотоферму столь же просто поместить в городе, сколь и в селе. Поле или даже огород в мегаполис не поместишь. Но в моду входит гидропоника, позволяющая (действительно позволяющая) выращивать овощи и фрукты на… сосудах с водой, в которую добавляют микроэлементы. Как зеленый лук из луковицы, на стеклянной банке. Так почему бы не пойти по этому пути?

Но ведь мегаполис остается мегаполисом, независимо от того, чем занимаются его жители: производством компьютеров или выращиванием помидоров. Мегаполис остается мегаполисом, даже, если это агромегаполис. Все проблемы мегаполиса в агромегаполисе сохранятся, а дальнейшая централизация сельского хозяйства (в результате переноса последнего в мегаполисы) приведет только к усилению давления на экологию. Птице- и свинофермы отравляют природу не хуже ТЭЦ или металлургического комбината. Птичий помет и свиной навоз (в отличие от коровьего или тем более лошадиного) можно вносить в почву только в небольших количествах, иначе он просто сжигает все живое. На фермах его невозможно утилизировать, в результате он просто выбрасывается, превращая окружающую местность в пустыню. То же будет и в агромегаполисе. Для нормального выращивания овощей на гидропонике требуется хорошо развитая химическая продукция. Чтобы вырастить не целлюлозу, с водой, а нормальный полноценный овощ, нужно растворять в воде, на которой он растет, необходимые элементы, а для этого их надо сперва получить и очистить от примесей. Выращивание на почве, если и требует химических удобрений, то в гораздо меньшем количестве, а как правило, может обойтись и обычными органическими. Из этого не следует, что гидропоника нигде не применима, однако ясно, что абсолютизировать ее глупо. Мечта средневековых алхимиков – получение золота из свинца вполне осуществима с научной точки зрения, учитывая, что атомы любых элементов состоят из одного и того же – протонов, нейтронов и электронов, однако слиток золота, полученного таким образом, был бы дороже целого вагона золота, намытого обычным путем. То же самое может оказаться верно и для гидропоники (хотя и не везде и не всегда).

Самая высокая мечта

Некоторые урбанисты видят спасение агромегополисов в… повышении этажности. Дескать, увеличив высоту города, мы уменьшим его площадь и тем самым решим все проблемы. Однако этим решается только часть проблем (проблему навоза со свинофермы или сырья для гидропоники этим не решишь), в основном связанных с транспортом, зато появляется масса новых.

Проведем несложный расчет. Представим себе город размером 20х20 км. (общая площадь 400 кв. км. (для сравнения – площадь Москвы (без последней собянинской прирезки) 1091 кв. км.)) и высотой домов 25 м. (высота современной девятиэтажки). Если мы увеличим высоту домов вдвое, то половина домов (при той же численности населения) станет ненужной, и город станет вдвое уже. Если мы увеличим высоту еще вдвое (итого вчетверо), то город станет еще и вдвое короче. Теперь его размеры на плоскости будут 10х10 км., зато высота – 100 м. (36 этажей). Увеличим высоту еще вчетверо и получим город 5х5 км. с высотой домов в 400 м (144 этажа). Да, линейные размеры такого города, не то, чтобы очень уж малы, но вполне приемлемы, однако высота его почти полкилометра! Даже обычные московские девятиэтажки качались во время землетрясения, произошедшего в Молдавии (за сотни километров от Москвы). Моя мать своими глазами видела, как качалась люстра и «прыгало» кресло. Что же будет в подобной ситуации с домами, которые в шестнадцать раз выше? А что будет, если внизу вдруг случится пожар? Даже в современных пятиэтажках порой от взрыва газа, «летит» целый подъезд. Хорошо, пускай в новом обществе люди будут больше заботиться о безопасности, но люди все равно не всесильны. Нельзя исключить того же пожара на первых этажах знания. И тогда, все, кто в этот момент окажется наверху – будут просто обречены. Наверное, наверху никто жить не будет, хотя бы по соображениям этики (жителю верхнего этажа, для того, чтобы просто выйти из дома, надо будет спуститься на четыреста метров – это вопиющее неравенство с жителем первого), там будут фабрики или агрооранжереи (хотя, надо еще посмотреть, сколько именно этажей они займут: треть? половину? две трети?), но обслуживать-то их кто-то будет? И ведь такой дом будет не один, у нас их целый город размером 5х5 км. А что будет, если из-за того же пожара или какой другой аварии один из домов «завалится» на другие? При такой высоте достаточно, чтобы части крыши или верхних этажей начали падать под углом хоть чуть-чуть отличающимся от прямого и другие здания неизбежно будут задеты. При сильной аварии не исключен «эффект домино» или даже лавинообразное разрастание аварии.

Добавим, что столь высокие здания со временем просто провалятся, если не будут иметь весьма объемные составляющие под землей. Уже современная Москва сталкивается с этой проблемой – не держит земля всей массы новых зданий. Правда, можно просто вкопать все эти четырехсотметровые здания наполовину в землю.Но это непросто (одна шахта чего стоит) и создает новые проблемы с отсутствием солнечного света, температурой и т. д., и т. п.

Добавим, что для путешествия с первого этажа на сто сорок четвертый (или с минус семьдесят второго на семьдесят второй) нужно значительно больше лифтов, чем для путешествия с первого на десятый, иначе, пассажир с первого этажа, дожидающийся лифта, только что уехавшего на сто сорок четвертый, успеет хорошо выспаться, пока оный лифт вернется.

Все это многократно увеличивает во-первых затраты, а во-вторых ненадежность (как мы уже упоминали, чем механизм сложнее, тем он дороже и ненадежнее). Либо жить в таком поселении будет столь же небезопасно, как на действующем вулкане, либо придется принимать специальные меры по предотвращению и оперативной ликвидации всевозможных аварий. Точно так же, как в средние века приходилось принимать меры по предотвращению завоевания внешними врагами. Последнее, как известно, привело к появлению рыцарского сословия. Точно таким же привилегированным сословием в подобных городах станут борцы с авариями. Если кто-нибудь скажет, что борьбу с авариями могут нести все жители города по очереди, то на это можно ответить, что вести-то борьбу они смогут, а вот организовывать эту борьбу смогут только профессионалы. Когда в любую минуту может случиться что угодно и где угодно, борьба с этим требует слишком высокого уровня, чтобы с этим мог справиться любой. В средние века в странах северного феодализма основной военной силой были крестьянские ополчения, а в городских республиках – ополчения горожан. Но для руководства этими ополчениями, а также для ликвидации особо неожиданных, непредвиденных ситуаций оказывались нужны бароны и князья. Князь Александр Ярославович потому разбил шведов на Неве, что, не тратя времени на сбор ополчения, атаковал пришельцев с одной своей дружиной – малыми силами, зато неожиданно. На Чудском озере с немцами сражались в основном горожане, но руководил сражением опять-таки князь. Поэтому как не собачились вольные мужики и горожане с феодалами (того же Невского выгоняли из Новгорода), а обойтись без них не могли. Даже городские республики их терпели. Будут терпеть своих МЧСовцев и высотные мегаполисы. Никуда не денутся.

А теперь вспомним, что за основу мы брали город площадью в два с лишним раза меньше современной Москвы и вряд ли превосходящий ее по высоте. И что в мире есть мегаполисы, много более населенные, нежели Москва. Правда, мы брали современный город, в котором кроме жилых, культурных и производственных помещений существует масса банков, магазинов и прочих учреждений, которые при коммунизме будут не нужны. Не то, чтобы все эти здания станут бесполезными (магазины могут стать складами, административные здания использоваться для собраний), но все же большая их часть станет ненужной. Зато мы не учитывали здания агроферм и поля – ибо все это сейчас находится за пределами города. Теперь все это будет в нем. Никакая гидропоника не позволит «сложить» поля как бумажный лист – растениям требуется воздух, солнце, значит, и в агроферме они не будут стоять друг на друге. Впрочем, бройлеры на птицефермах почти буквально сидят друг у друга на головах, и, тем не менее, птицеферма, тоже занимает какой-то объем.

Не будет проводить дальнейшие расчеты. Думается, что и этих вполне достаточно, для того, чтобы понять, насколько наивны надежды на рай в агромегополисе.

Наука и производство

Нам могут сказать, что в современных мегаполисах и крупных городах сосредоточены современное производство и наука.

Но, во-первых, если даже они и сосредоточены в мегаполисах, это не значит, что они могут быть сосредоточены только там. Существовало и существует множество крупных производств, даже не в малых городах, а просто в поселках. Например, Ясногорский машиностроительный завод, поставлявший сельскохозяйственные машины даже во Вьетнам, обслуживаемый рабочими весьма высокой квалификации, находился в поселке Тульской области, примерно на полпути между Тулой и Москвой (то есть довольно далеко от больших городов)*. Точно так же наука может прекрасно развиваться в небольших поселениях, часто даже лучше, чем собственно в мегаполисах – появление всевозможных Зеленоградов и Академгородков – лучший тому пример. При этом еще двадцать лет назад ученый мог быть привязан к библиотеке или к иному источнику информации, которого не было в поселке, сегодня он может получить информацию по Интернету, находясь в самой глухой деревне.

Во-вторых, современное производство, в том числе и научно-индустриальное, встроено в современную глобальную экономическую систему, После революции это система будет разорвана, а многие из ее составляющих для новой, коммунистической системы окажутся бесполезны или даже вредны. Зачем, допустим, в коммунистическом обществе производить химические снаряды, одноразовые пластиковые бутылки (кстати, запрещенные к выпуску даже в современной Италии) или деньги? Если сейчас швейная фабрика производит вдвое больше рубашек, чем надо, и лишние рубашки находят спрос, благодаря тому, что совсем еще неизношенные рубашки выходят из моды и люди покупают новые, то разве будет что-то подобное в новом обществе? Огромное количество заводов и фабрик окажется работающим на сырье, привозимом с внешней территории, или поставляющим туда свою продукцию. Может быть, и будет иметь смысл продолжать поставки продукции в обмен на сырье, но далеко не всегда. Всем известно, что, пока коммунистическое общество не завоюет весь мир, оно не сможет полностью избавить себя от эксплуатации, ибо капиталисты из внешнего мира будут эксплуатировать жителей коммунистического региона за счет торгового обмена. Именно поэтому, чтобы избавить себя от роли коллективно эксплуатируемой бригады, коммунистическое общество рано или поздно должно распространить революцию на весь мир. Пока же этого не произойдет, экономические контакты с внешним миром невозможно будет искоренить полностью, но, во всяком случае, они должны быть сведены к минимуму. А уж если окажется, что завод производит, к примеру, снаряды, которые используются только враждебным лагерем, да еще и против коммунистического, то такое производство обязательно придется прекратить. Да и сам внешний мир, вполне возможно, решит устроить блокаду коммунистического региона.

В-третьих, основное население современных крупных городов, а тем более мегаполисов составляют люди, занятые в сфере финансов и услуг, неквалифицированные работники и, наконец, те, кто при всей своей квалификации не привязан к конкретному месту. Компьютерному верстальщику все равно, где будет находиться его компьютер. Водитель одинаково хорошо будет ездить и по мегополису, и по поселку. Врач, учитель, строитель, пекарь, ученый-теоретик могут работать в любом селении.

Если мы сразу после революции расселим всех людей, которые своей работой не привязаны к мегаполису, в последнем останется не больше четверти населения. Если даже после этого мы вдвое уменьшим его этажность (что разумно, ибо избавит от лифтов, уменьшит затраты при подаче воды на верхние этажи и т. д.), то все равно мы сможем вдвое уменьшить площадь мегаполиса. При этом, если мы не будем тупо «смыкать ряды» к центру, а поселим людей поближе к предприятиям, на которых они работают (что, безусловно, в их интересах), то мы превратим мегаполис в «шахматное поле», где серые клетки асфальта и бетона, будут чередоваться с зелеными клетками парков, рощ и полей. Это будет уже не мегаполис, а сеть нормальных поселков. То же относится и к просто крупному городу, хотя и в меньшей мере, ибо сейчас, чем крупнее город, тем больше в нем людей, не связанных с крупными предприятиями. Но с другой стороны, просто крупный город и в разгрузке нуждается меньше, чем мегаполис, из него достаточно будет расселить половину жителей.

Начало

Нам скажут, что все это хорошо, но ведь это можно делать в мирное время, а не в условиях революции, когда надо защищаться от врага.

Напротив, – ответим мы, – именно критическая ситуация и борьба с врагом с одной стороны сделают более необходимым такое расселение, а с другой – более легко организуемым.

С одной стороны, чтобы бороться с врагом и выживать в условиях блокады, надо будет срочно налаживать экономику. При этом налаживать надо будет уже новую экономику – коммунистическую. Значит, все преобразования надо будет проводить как можно скорее, тянуть будет нельзя. Надо будет срочно обеспечивать свои внутренние потребности, а это потребует срочной организации нового хозяйства.

Повторим то, что мы уже писали выше – если в условиях революционной войны район со смешанной экономикой окажется отрезанным от остального мира, включая освобожденную территорию, он сможет продержаться довольно длительное время, за которое удастся наладить с ним хозяйственное сообщение («пробить» «коридор», заставить внешнее окружение прекратить блокаду и т.д.), тогда как блокированный мегаполис обречен на стремительное вымирание.

С другой стороны, старое хозяйство все равно будет разрушено. Не нужны будут буржуи и чиновники, не нужны будут кассиры, продавцы, бухгалтера. Это не значит, что знания всех этих людей обязательно окажутся невостребованы, даже знания чиновника могут оказаться полезными, однако, всем этим людям придется менять свое занятие. Многие производства, перестанут работать, потому что их продукция людям не нужна или даже вредна, другие – потому что останутся без сырья или без спроса. Значит, людям опять-таки придется менять места работы. Это облегчит им и перемены мест их жительства. Ведь одно дело просто бросить работу и дом, и уехать неизвестно куда.И совсем другое – когда работу все равно придется бросать. Одно дело, когда ты такой один. И совсем другое – когда массы людей меняют свои занятия и переселяются на новые места. Никто не чувствует себя белой вороной, напротив, странно себя почувствует тот, кто будет упрямо держаться за свое старое жилье, в то время, как сотни и тысячи людей, в такой же ситуации просто переехали в другие места.

Наконец, в условиях революции у людей повышается энтузиазм и чувство ответственности. Слова «Революция требует» не являются в такие времена простым звуком. Многие люди, в другое время не оторвавшие бы задницы от дивана, в такое время, не раздумывая, поедут в село, точно так же, как другие, не раздумывая, пойдут на фронт. Правда, уходящие на фронт надеются рано или поздно вернуться. Но отправившийся в сельскую местность тоже должен иметь возможность вернуться. Боле того. Первоначально, придется отправлять в сельскую местность трудотряды так же, как боевые отряды на фронт. Возможно, что и боевые отряды будут сниматься с фронта в случае улучшения там обстановки и отправляться в село, равно, как и наоборот. Прибывшие в село отряды будут периодически сменяться, или в селе будет находиться лишь часть отряда и периодически будет проводиться ротация, пересменка. Это особенно важно для начального момента, когда прибывшим в сельскую местность придется, может быть, селиться в палатках и мыться в пруду. По мере того, как будет налаживаться быт, как на месте палаток встанут дома со всеми удобствами, многие сами станут задерживаться на новом месте на все более длительный срок, пока, в конце концов, часть отряда не поселится там окончательно.

В дальнейшем деурбанизация станет необратимой. Как только крупные города перестанут ассоциироваться с более высоким уровнем жизни, люди перестанут за них держаться и начнут перебираться в более комфортные условия. При этом даже самые «закоренелые» горожане скорей всего постараются, чтобы их дети значительную часть времени проводили за пределами мегаполисов (как сейчас горожане стараются при первой же возможности отправить своих детей на дачу), а значит, те уже не будут так привязаны к городу, как их родители, большую часть своей жизни проведшие в мире асфальта и бетона. В итоге через одно-два поколения от мегаполисов и крупных городов останутся одни воспоминания. На освобожденной территории, разумеется. По мере разрастания последней, процесс деурбанизации будет перекидываться на новые районы. Но это будет уже дальнейшее его развитие. Начало должно быть ему положено в первые дни или, может быть, месяцы революции.

05.10.12

_____________________________________________________________________________

*ЯМЗ прославился захватной стачкой рабочих в 1998 году, когда весь завод перешел под контроль работников, решавших все вопросы общим собранием (последнее собиралось через день). Причиной стачки послужило сопротивление разграблению заводского оборудования. В конце концов по ряду причин стачка все же потерпела поражение, и автору этих строк неизвестна дальнейшая судьба завода. Однако ему известно, что завод оставался конкурентноспособным даже после всевозможных «рыночных реформ» и что его развал и обанкрочивание проводилось умышленно ввиду полной неспособности его новых хозяев к производительной экономике (что вообще характерно для современных российских бизнесменов, умеющих только грабить, но абсолютно не разбирающихся в производстве (заметим, что в 90-е гг.. эта их особенность была еще более ярко выражена)).