Как выживаешь сельский житель?

Наемная работа

Булки, как известно, на хлебном дереве не растут. Их пекут из муки, а ту мелют из зерна, собранного с поля. А хоть бы и росли, чтобы их съесть, все равно надо было бы сперва с дерева сорвать. Все, что попадает к людям на стол, прежде кем-то было собрано, а часто и посажено, выращено. В России этим занимаются давно уже не крестьяне, распоряжающиеся собранным урожаем (чай не XIX век), а наемные работники, работающие за плату. Что не делает их труд более легким.

Потребность в таких работниках резко возрастает во время посадки и уборки урожая. Сезонная работа – в сельской местности явление обычное. В частности, возрастает потребность в подсобных работниках. В ООО «Кургановском» – бывшем Кургановском совхозе (Каменский р-н Пензенской области) на эту работу идут жители не только Кургановки, но и других сел, например, Студенца, где с работой даже сезонной, куда хуже. Кургановский ток – обычная площадка, покрытая асфальтом, на которую высыпают зерно, склады – обычные хранилища, построенные еще в середине прошлого века, среди транспортных машин не все даже самосвалы. А потому обойтись без подсобников или подсобниц, подгребающих зерно к погрузчику или сортировщику, разгружающих машины, собирающих зерно, не попавшее в агрегат – словом, работающих по принципу: «Бери больше, кидай дальше!» – обойтись без них никак нельзя. Рабочая неделя у них – сорок два часа – почти как в городе. Да только в городе работают по восемь часов в день с двумя выходными в неделю или, в крайнем случае, по семь часов с одним. А тут люди работают по шесть часов в день, без выходных. В две смены. Это куда хуже, учитывая, что каждый день приходится убивать еще время на дорогу, но урожай ждать не будет, пока комбайнер или работница тока отгуляет выходной. И погода не будет ни под кого подстраиваться. Кстати, часто погода работать не дает. Но тогда и денег людям не платят – не важно, прогулял человек работу из-за загула или не смог работать из-за затяжного дождя.

Ну, и что же за все это люди имеют? Во-первых, их кормят обедом. Суп, каша (горох, макароны) с котлетой, чай с сахаром (редко компот) и четверть буханки хлеба. Надо признать, что хотя котлета состоит из хлеба и соли с добавлением хрящей, но в супе мясо всегда есть. Во-вторых, разрешают им брать зерноотходы. Это для многих самое ценное – скотину или хоть птицу держат почти все, а покупать корма – дело хлопотное, да и не бесплатное. Раньше разрешали брать, сколько унесешь. Теперь норовят дать не больше ведра. Народ, естественно, недоволен снижением натуроплаты и норовит унести больше или спереть что еще. В августе возле подсобки замдиректора ООО по имени Иса обнаружил по наводке стукачей два ведра с ячменем, ох и шуму-то было! По этому поводу в узких кругах была пропета песенка (на мотив частушек):

Углядел Иса вчера

с ячменем аж два ведра,

а при нем – еще горох,

И пошел переполох.

Узнает Иса весь день,

кто хотел спереть ячмень

Все мозги за… людям.

Вишь, какой он скупердяй!

Ну, какая ж ведь фигня –

два ведерка ячменя!

Что, без этих ведер двух

прям Иса испустит дух?

Только кто, вот в чем вопрос,

про ячмень Исе донес?

Завелись, знать, у Исы

на току цепные псы…

Интересно, а что как этих псов кто-то вычислит? Живут-то все рядом. Впрочем, не будем развивать эту тему. Ну, а в-третьих, людям платят из расчета: минимальная зарплата за полностью отработанный месяц. Полностью, как уже говорилось, отработать невозможно уж хотя бы из-за погоды. Не мудрено, что на току работают все больше женщины.

Хорошо оплачиваемой считается работа на севе. Тут работают мужики, тут случалось, зарабатывали и по двадцать пять тысяч за месяц, и по тридцать шесть за полтора, и по двенадцать за десять дней. Но севари работают не по шесть часов, а по двенадцать, то есть вдвое больше. Правда, и обедом их кормят дважды. На каждой сеялке должно быть по севарю. Но часто, особенно вначале, когда народ еще не навербован, а работа уже началась, севарь обслуживает две, а то и три сеялки, прыгая на ходу с одной на другую, как джигит в цирке (только вместо лошадей - сеялки). Севарь следит, не забились ли семепроводы и сошники, а если забились, то прочищает. Ничего не забивается, если зерно хорошо отсортировано. Но часто в сеялки засыпают зерно, в котором полно соломы и даже камней (экономят на сортировке). Был случай, когда на складе… обвалили стену и рассыпавшееся зерно собрали и тут же повезли на сев. В итоге все забивается постоянно. Что могут, севари прочищают на ходу (хотя и не положено), но часто это небезопасно, а то и невозможно. И тогда трактор останавливается, время теряется, засевается меньше, а значит, и зарплата падает, при том, что работы больше – попробуй выковырь из сошника камень с голубиное яйцо, ползая под сеялкой на карачках! Засыпка зерна в сеялку – тоже на севарях. Зерно, между прочим, протравленное. Руки от отравы защищают перчатки, носоглотку – респиратор (если выдадут, что может быть не сразу), а вот глаза от летящей в них протравленной мякины, да и от пыли ничего не спасет. На фоне всего этого то, что севарь продуваем всеми ветрами и прокаляем всеми лучами – это такая ерунда, что о ней даже вспоминать смешно (но для горожан мы все-таки вспомним).

Однако, севари среди сезонников и в самом деле элита. В упомянутом уже Студенце есть мельзавод, который молол еще при царе, но последние лет десять ничего не мелет, а только заготавливает ячмень для пива, да еще, кажись, свеклу для сахара (а потому теперь чаще называется «Заготзерном»). Там во время уборочной рабочие тоже потеют по двенадцать часов без выходных, но получают порой… все ту же минималку. Вернее, по двенадцать часов работают мужчины, женщины – по восемь, но на минималке сидят все. Да что говорить о рабочих, если охранник за месячное дежурство по графику «сутки через сутки» (та же двойная неделя)тки через сутки" за дежурство по графику "дежурство " часов без выходных,но получают порой...() полно соломы и даже камней (эк) получил семь с половиной тысяч. Говорят, самые высокооплачиваемые работники зарабатывали до девяти тысяч – это уже предел. Для сравнения, в Москве раздатчик газет, работая по четыре часа в день с двумя выходными (то есть, работая в четыре раза меньше работника «Заготзерна») зарабатывает восемь тысяч. Натуроплаты работникам завода не дают. Люди этого не понимают и зерно просто прут. Тупые и жадные хозяева пытаются этому помешать: ловят несунов, увольняют их, нанимая таких же, в последнее время собираются ставить видеокамеры. Будем надеяться, что работники эти камеры просто поломают или перестанут сюда наниматься, пусть хозяева сами покорячатся.

У каждого или почти у каждого сезонника есть подсобное хозяйство – село как-никак (да и не проживешь год на одну сезонную зарплату). Но когда им заниматься, если двенадцать часов в сутки тратится на работу, да час-два – на дорогу, да обед, да необходимость после работы привести себя в порядок (работа-то не самая чистая), да хотя бы шесть часов поспать (особенно, если работаешь с техникой)?.. Много ли остается времени на хозяйство? А оно ждать конца сезона не будет.

Не надо думать, что в селе мало платят только сезонникам. В Студенце местный врач получает уже несколько лет двенадцать тысяч в месяц. При ненормированном рабочем дне (это значит, что обычно он работает по восемь часов и с выходными, но если что случится, его могут выдернуть на работу в любое время дня и ночи – больной ждать не будет). В Кургановке (где ситуация лучше) пастухам платят тринадцать тысяч в месяц. По местным меркам это считается весьма прилично. Но это по местным. Неудивительно, что многие селяне предпочитают ездить на заработки в Москву, где раздатчик газет за двадцать часов в неделю зарабатывает примерно столько же, сколько в Студенце работник мельзавода за восемьдесят четыре часа в неделю (почувствуйте разницу!). В поезд в определенные дни сидячий билет за неделю уже не купишь – все раскупают «вахтовики». Кстати и тут кто-то руки нагрел – недавно 301-й поезд, на котором все ездили в Москву, превратили в 93-й скорый. Скорость его увеличилась не шибко, теперь он приходит в Пензу… на полчаса раньше, зато билеты подорожали в полтора-два раза.

Хлеб и экономика

В селе у нас и при прежней власти заработки были ниже, в последние столетия из села выжимаются все соки и не только в России. Да и вообще экономика счас мировая и положение в том же Студенце зависит не только и не столько от местной власти (хотя и от нее тоже), сколько от мировой ситуации. А во всем мире сельское хозяйство счас в большой заднице и выживает только за счет дотаций (там, где они есть) и каторжного труда. При том, что жратвы людям не хватает. Несомненно, есть что-то гнилое в современной экономике, если ежедневно до двадцати тысяч человек умирает от голода (каждые пять секунд умирает от голода один ребенок), а те, кто выращивает еду, сами еле сводят концы с концами; если владельцы заводов и трубы, отравляющие природу, чиновники, болтающие языками и разваливающие экономику, жулики и бандиты, грабящие и убивающие людей, загорают на Канарах, а люди, сеющие и собирающие хлеб, жарятся на сеялках и единственные развлечения для них – самогон да зомбоящик (он же телевизор). Эта экономика не только несправедлива, отвратительна, но и самоубийственна. Когда последние сельские работники разбегутся, перемрут от нищеты, сопьются, то окажется, что нефть – не молоко, а уголь – не хлеб, что есть их нельзя. И владельцам трубы, банков и думских кресел придется сперва стать кровососами и людоедами уже в прямом смысле слова, а потом и вовсе помереть с голода (или идти самим копать землю, да только смогут ли?). И они прекрасно это понимают, но логика рынка заставляет их жить сегодняшним днем. «Умри ты сегодня, а я – завтра!» – вот основной принцип рынка. Буржуи и чиновники поступают, как те алкаши, что на Студенце в брошенном саду срубили несколько вишен, чтоб легче было оборвать ягоды. Как те козлы, что обгрызают кору у деревьев. Деревья сохнут и козлы уже не могут обрывать с них листья, но козлы не могут думать об этом – они козлы. Чиновники и буржуи – тоже.

Что делать?

Если бы меня, написавшего эти строки, люди, о которых я писал, спросили бы, а что я могу предложить им взамен или чего я хотя бы сам хотел, если бы меня они об этом спросили, что бы я мог им ответить? Что не должно быть разделения на тех, кто решает, и тех, кто выполняет чужие решения, на тех, кто работает и тех, кто распоряжается результатами работы? Что все должны заниматься и трудом и управлением? Что тому, кто решает, где сеять, а где качать нефть, самому не помешало бы повозиться с трактором или с буровой установкой, может, после этого он бы подумал о том, как сделать труд тракториста или бурильщика более приятным? Что экономика рынка должна быть заменена «натуральным хозяйством в мировом масштабе», то бишь производством того, что заведомо нужно людям? Что все должны трудиться по мере способностей и получать по мере потребностей, а не по мере «крутости»? Что все это не пустые мечты, что все это даже делалось в масштабе целых регионов (например, в Испании в 1936 году полмиллиона человек так жило), но вообще-то это должно быть сделано в мировом масштабе, потому как все давно уже связаны единой экономикой? Что, хотим мы того или не хотим, но выбор у нас невелик: либо эта «утопия», либо всеобщий развал и вымирание через пару-тройку, ну, может быть, через пяток десятилетий? Если я скажу это, я не совру, я действительно так думаю, и не я один, сколько людей так думало, начиная от таких ученых, как Маркс или Кропоткин, и кончая простыми мужиками вроде Махно и Рогова*. Но вот поверят ли мне? А если и поверят, то решатся ли начать борьбу за то, чтобы жить по-человечески, или решат, не рисковать, дожить свой век, как получится, а потом – суп с котом? Правда так страшна, что часто у людей не хватает смелости взглянуть ей в глаза, и они предпочитают жить иллюзиями, убеждая себя в том, что все в порядке. Что они живут в лучшем из миров, что «иначе не бывает» (хотя, достаточно почитать учебник истории, чтобы понять, что большую часть истории человечества было иначе). Я не знаю, поверят ли мне. Я поступаю по принципу: «Делай, что должен, и будь, что будет». Я говорю, вернее, пишу об этом здесь. У кого хватит ума и смелости согласиться со мной или хотя бы задуматься о том, прав ли я, и поискать подтверждение или опровержение моим доводам, тот найдет способ сделать это. Оторвется от зомбоящика, войдет в Интернет, свяжется с теми, кто не боится искать выход из нынешнего положения. А если никто не захочет этого делать, ну, что ж, по крайней мере, моя совесть будет чиста. Я буду делать, что должен. Чем бы это не кончилось. Кто борется, может, конечно, и проиграть, но кто не борется, тот уже проиграл.

29.08.13

______________________________________________________________________________

*Рогов Г.Ф. – анархист, вожак крестьянского движения в Сибири, «сибирский Махно» (кстати, о Махно, если кто до сих пор судит об этом выдающемся человеке (помешавшем Деникину взять Москву, обеспечившем взятие Крыма, организовывавшем коммуны и много еще что сделавшим) по советским фильмам, пусть лучше ознакомится с его биографией).