О ксенофобии

Говорят, Черчилль как-то сказал, что фашисты со временем будут называть себя антифашистами. На самом деле это верно в отношении любого времени и любого вида ксенофобии. Илья Эренбург, написавший: «Убей немца», стал таким же нацистом, как Адольф Гитлер, призывавший истреблять евреев. Может быть, счас это распространено больше, чем в те времена. В США уже стало классикой, когда чернокожий работник, уволенный белым начальником, обвиняет того в расизме («Он уволил меня потому, что я – черный!») и добивается восстановления. Можно было бы только порадоваться за товарища по классу, который не мытьем, так катаньем сохранил работу (потеря работы всегда неприятна для человека, даже, если он потерял ее просто из-за сокращения рабочих мест), если бы это не било по другим чернокожим работникам – их просто бояться нанимать – потом, если что, не уволишь! Можно, конечно, ввести квоты на места для черных и… получить дискриминацию белых. Но ведь это – тоже расизм.

Черный расизм не хуже, но и не лучше белого. И надпись на дверях: «Только для женщин» не хуже и не лучше, надписи: «Только для мужчин». И если мне скажут, что, допустим, женщина, подвергшаяся травли со стороны мужчины или группы мужчин, может испытывать страх или отвращение ко всем мужчинам, то я отвечу, что и мужчина, подвергшийся насилию или травле со стороны женщины или группы женщин (да, представьте себе, и такое бывает), точно так же, вполне возможно, будет испытывать страх или отвращение при виде любой женщины. А белый, избитый чернокожими, или чернокожий, избитый белыми – при виде любого чернокожего или любого белого соответственно. И что во всех четырех случаях, человеку, может быть, и потребуется изоляция, но это будут такая же вынужденная ненормальность, как гипс на сломанной руке – он нужен, пока рука не срослась, но чем скорей его можно будет снять, тем лучше.

Вообще ксенофобия хорошо проверяется сравнением. Допустим, некто говорит: «Мне всю жизнь поломали законы, принятые мужчинами!» Хотите узнать, ксенофобно ли это высказывание? Замените мужчин на евреев и получите: «Мне всю жизнь поломали законы, принятые евреями!» Комментарии излишни. Может быть, законы, поломавшие жизнь сказавшей эту фразу, действительно приняли люди, принадлежавшие исключительно к мужскому полу. Может быть, даже они приняли эти законы именно потому, что считали женщин людьми второго сорта, если вообще считали людьми. Но ведь и законы, дискриминирующие палестинцев, были приняты законодателями, которые все были евреями, и приняты именно потому, что эти самые законодатели-евреи считали арабов людьми второго сорта или даже вообще не считали их за людей. Значит ли это, что надо обвинять в этом евреев, а не конкретных, определенных законодателей? Кстати, это понимают многие сторонники уничтожения Израиля (при всех их других недостатках), говорящие, что они борются не с евреями, а с сионистами.

Возложение на людей коллективной ответственности – это один из признаков ксенофобии. Виноватыми объявляются не Мойша Шнобель, а евреи, не Джон Смит, а черные, цветные или белые (в зависимости от расы Смита), не Вася Пупкин, а мужчины, не Маша Хрюшкина, а женщины. И то, что это делается под лозунгом защиты от дискриминации одной группы людей, не оправдывает дискриминацию (или призывы к таковой) другой группы и прежде всего, не оправдывает возложения на другую группу коллективной вины за дискриминацию. То, что еврейские ростовщики обирали украинских крестьян, потому что считали их гоями, не оправдывает антисемитизм. То, что Версальский договор был несправедлив и миллионы немцев от него страдали, не оправдывает тех, кто развязал вторую Мировую. Существование белого расизма не оправдывает существование черного, желтого или еще какого расизма, а существование мужского сексизма не оправдывает сексизма женского. Ксенофобия остается ксенофобией, даже если является зеркальным отражением другой ксенофобии.

Написав все это, я вполне допускаю, что меня самого обвинят во всех смертных грехах и в самых различных вариантах ксенофобии. Мне приходилось сталкиваться и с защитой по принципу: «Сам – такой!», и даже с откровенной клеветой, с обвинениями в том, чего я не делал, с искажением мотивов моих поступков. И поскольку я не могу опровергнуть все эти обвинения сейчас, когда они мне еще не предъявлены, я поступлю по-другому. Я не буду их здесь опровергать. Я просто замечу, что они в данном случае не будут иметь никакого значения. Ибо, допустим, что я – действительно, сам – исчадие ада, негодяй и мерзавец, убивший свою возлюбленную за то, что та посмотрела на другого мужика, а своего лучшего друга – за то, что его прапрабабка оказалась наполовину цыганкой. Допустим. Означает ли это, что все написанное мной выше перестанет быть правдой? Да ни на йоту! Если кто-то говорит, что холокост был преступлением, будет ли это утверждение неверным от того, что этот кто-то – сталинист, оправдывающий создание ГУЛАГа? А если кто-то, ругающий ГУЛАГ окажется турецким националистом, утверждающим, что армянский геноцид, выдуман самими армянами, да и вообще армян лучше бы на свете и не было, будет ли это означать, что ГУЛАГ был прекрасным или хотя бы вполне себе нормальным явлением? Да ни коим образом! Как говорил, один проповедник: «Если дьявол вам скажет, что дважды два – четыре, не спешите думать, что дважды два – пять! Ибо глуп тот лжец, который никогда не говорит правды». А может быть, и не говорил, может быть, и не было такого проповедника. Но от этого сии слова не перестают быть верными. «Сам – такой!» – не аргумент. На этом, пожалуй, можно и завершить.