Где-то двести и триста...

Где-то двести и триста,
и четыреста лет
бьются волны о пристань,
о борта кораблей.
Там, преграду разрушив,
можно вечность расстричь.
Там ворота наружу
из того что внутри.
Там дорога на волю.
Там за две сотни миль
есть нейтральные воды,
где, бывает, штормит.
Но, чтоб выйти наружу,
можно плюнуть на риск
свое брюхо разрушить
о какой-нибудь риф.
И, прорезавши море
или весь океан,
побросав за кормою
сотню суток и стран
и заткнув дрянью всякой
пару дырок в борту,
можно бросить свой якорь
в иноземном порту.
Там и двести, и триста
и четыреста лет
в море врезана пристань
для чужих кораблей.
Там меж морем и сушей
есть связующий шнур.
Там дорога наружу,
а снаружи – вовнутрь.
А внутри непременно
в двух шагах от воды
есть свои полисмены,
тюрьмы есть и суды.
И тоскливо до боли,
хоть бросайся под танк –
неужели, свобода
от порта до порта?